Итак, очередной виток судьбы закинул малыша Винсенти в компанию баландёров, одним из которых был молодой узбек Улугбек.
------------------------------------------------------------------
Из этого флэшбэка вытащил меня пухлый Улугбек. Я даже и не заметил, когда он ко мне придвинуться вплотную успел. Его безволосая, пухлая белая грудь напоминала недоразвитую грудь девочки-подростка. Рука Улугбека тяжело лежала там где у вольнячих штанов обычно делают ширинку.
У меня от ужаса происходящего глаза чуть из орбит не выскочили:
- Ты что, дура, вытворяешь? Сейчас кто в хату заглянет и оба перейдем в гарем еще до вечернего просчета! В блуд толкаешь под конец срока? Срам-то какой!
- Пайдем-айда, ну давай быстра-быстра! За занавеска, дальняк пайдем. Улугбек умоляет каким-то тросниково-шелестящим прерывистым шепотом, и не перестает гладить моиштаны:
- Адын рас пацелую там, все! Ну, адын рас!
То ли его шепот, только какая-та лолитовская искорка в глазах, то ли белая грудь и толстые сочные губы с не разу еще не бритым пушком над верхней... А может быть страх что дверь сейчас непременно настежь откроется и начнется такой позор, которого мне никогда в жизни не пережить...
Сам не заметил как уже стоял схватившись за голову за плотно задернутой занавеской дальняка, и со сладким ужасом наблюдал сверху как вставший на колени на сырой, засанный пол, пухлый Улугбек ловко стягивает с меня штаны, и буквально заглатывает мой давно пульсирующий от перевозбуждения конец.
Если вы любитель давать женщинам на клык, то это слабое подобие левой руки в сравнении с тем как сосет небреющий еще бороду юноша. Женщина, она старается конечно, хотя и не всегда, но старается вслепую, все время надо отвлекаться и направлять.
Улугбека направлять мне не пришлось. У него был врожденный дар к духовой музыке. Я уже весь сосредоточился чтобы все побыстрее закончить этот постыдно-сладкий кошмар и понял, что через пару секунд волью ему в глотку этого тяжелого расплавленного горячего свинца резко собравшегося где-то внизу живота, а он вдруг прервался, вытер тыльной стороной ладони рот, стянул с себя штаны, и повернувшись спиной, взмолился :
- Отъебай меня, пожайлуста, отъебай!
Со спины он еще больше был похож на молоденькую девушку с мальчуковой стрижкой, пышечку эдакую, и я не задумываясь вошел весь в одно единственное имеющееся для этой цели отверстие - андижан-банк Улугбека.
Это было так фанстачески приятно, что я чуть не заорал в узком дальняке. Четыре с половиной года единственное место-куда удавалось воткнуться был мой собственный кулак.
Наступило полунаркотическое состояние приближающегося к неимоверному взрыву, и я в полу-бреду прижался к Улугбеку всем телом.
Как оказалось зря – потому что в следующую секунду в нос ударил запах самой противной вещи на земле – кислого мужского пота.
От такой провокации я немедленно скукожился, да и выпал из его теплой задницы.
Увидев этот конфуз, Улугбек быстро натянул штаны и шепча «Хозир, хозир у меня сеанс есть» - вызкользнул в хату.
- Вот! Вот! Давлат на шмон у мужиков отметал, а я потом в надзорка биль, с****иль - Улугбек протянул мне полуобнаженную фотку актрисы театра и кино Татьяны Друбич.
– На! Эта телька пасматри и ебай!
И опять в позу становится, уперевшись в рукомойник с наросшей слизью.
Тогда я сталласкать уже актрису театра и кино Татьяну Друбич. А она мне всегда нравилась, так что в этот раз меня не пришлось долго уговаривать – плеванул куда-то в темную сторону пищеварительного тракта пухлого Улугбека.
После этого я долго мыл сначала внизу, а потом, когда этого показалось мало,везде все тело. Драил с полчаса куском вонючего хозяйского мыла. Интересно его правда из бродячих кошек и собак делают? Мне везде теперь чудился неистрибимый запах мужского пота и спермы.
Вот ведь несправедливость какая – смотришь как лесбиянки друг с другом кувыркаются – одно удовольствие.Поэтично у них эдак выходит, красиво. А пидерастия – какая-та вся с резким противным запахом, дальняками и слизью.
Мне вдруг отчетливо стала понятной личная трагедия Сергея Параджанова, Оскара Уайльда и Петра Ильича Чайковского – когда вам за сорок, поверьте, можно ласкать с одинаковым успехом и юношу и девушку. Только вот девушка будет фиалками благоухать везде, а юноша – паскудным бурлацким потом. Тьфу ты, зараза, – занесло меня таки в бурелом за пять минут до освобождения.
Выйдя из душевой, оборудованной в том же дальняке , я твердо решил наставить Улугбека на путь истинный.
- Ты дурилка прекращай этой херней страдать. У тебя такой срочище еще впереди! Загонят в гарем, годами дальняки будешь чистить. На всю жизнь заклеймят. А узнают еще что баланду раздаешь, и на флейте тут же играешь, еще и кости переломают, перед тем как человек десять тебе очко в капусту порвет!
- Мине, знаишь, днюха биль. Четырнадцать лет. Дядя анаша курить даваль. Хороший анаша дядя куриль. А потом я уснул на айвон... То ли спилю, то ли не спилю...
Как дядя преподал пухлому Улугбеку первый урок греческой любви узнать мне в тот день было не суждено. В хату ворвался злой «как сабака» и голодный Марс. Похоже он проигрался в пух и прах:
-Как меж собой играть сядут, тут нет, ни катит фуфло! А как с «непутем» - от тут все можно. Ну рассамахи позорные. Одно слово – рассамахи!
Так и закончился мой первый длинный как вечность день в роли баландера на ташкенском централе. Когда событий мало – я жалуюсь на жизнь. Когда слишком много – тоже скулю. Такой вот я вечно недовольный жизнью ворчливый сукин сын.
***
Следующие три дня я погрузился в новую баландную рутину, с Улугбеком старался не говорить, а взглядов его всячески избегал. Странно это было все как-то. Хотелось поскорее забыть, а не подвергать морфологическому разбору.
А на четвертый меня выдернули прямо с середины раздачи завтрака из самого спецподвала.
Конвоирам, видимо изрядно пришлось побегать разыскивая меня по всему второму аулу. Кто же мог подумать, что почти свободного человека в спецподвал нелегкая забросит.
Недовольны конвоиры были до жути – «покупатели ждать не любят» - в отместку протянули даже разок по спине дубинкой, да и не пустили в баландерскую, собрать мой скромный скарб. Погнали на вокзальчик без вещей и почти бегом. Зря копил сигареты на эту колонку самую.
Пока я сидел на вокзальчике и докуривал милостиво оставленную каким-то путешествующим этапником маленькую скрутку махры,кормушка с неожиданным лязгом открылась и в нее втолкнули мой старый кеширок.
Потом в кормушку заглянул пухлый Улугбек :
-Пусть хранить тебя Аллах!
Сунул мне быстро что-то в руку и убежал.
Когда я разжал ладонь, то увидел фотку актрисы кино Татьяны Друбич и маленькую вышитую трехугольную узбекскую ладанку, такие,кажется,называются «кузмунчок»...
я считаю эту тему хуёвой.
