Назначение грибов при лечении тревожности
Автор: Рок Морин
Перевод: Анно Комаров
Группа исследователей из Нью-Йоркского Университета использует галлюциногенный опыт, чтобы помочь пациентам смириться с неизбежностью смерти.
«Возможно, некоторые из вещей, о которых я собираюсь сказать, не имеют смысла», — начал излечившийся от рака двадцатидвухлетний О.М. У него характерный взгляд вдаль, который я распознал столь у многих других участников исследования. Они выглядят как путешественники, силящиеся описать чужеземные экзотические страны людям, оставшимся дома. Эти усилия – признак того, что лечение работает. Невыразимость является одним из основных критериев, определяющих мистический опыт.
«Я был вне своего тела и смотрел на себя», — продолжает О.М. «Моё тело лежало на носилках перед больницей. Я чувствовал невероятную тревогу, ту же самую тревогу, которую чувствовал с момента постановки моего диагноза. Затем как-будто сработал переключатель, я перешёл от состояния тревоги к анализу своей тревоги извне. Я понял, что на самом деле объективно со мной ничего не происходило. Реальное было таковым, потому что я позволял ему быть реальным. И в тот самый момент, когда я подумал об этом, я увидел, как из моего тела вышло облако чёрного дыма и уплыло».
Видение чёрного облака было только одним из многих переживаний, произошедших с О.М. в тот день. В то время как его ум бороздил бескрайние просторы, словно ракета, его тело не покидало старого комфортного дивана Центра клинических исследований Блюстоуна в центре Манхэттена. Спортивный студент первого курса медицинского факультета – один из 32 участников исследования Нью-Йоркского университета, изучающего галлюциноген псилоцибин при лечении тревоги, связанной с раком.
Эта тревога подавляла О.М. Он был студентом подготовительного факультета медицинской школы, когда в 21 год ему был поставлен диагноз Лимфома Ходжкина, и сначала отказался принять реальность. «Я довольно властный», — он засмеялся. «Я сказал медсёстрам: «У меня не может быть этого прямо сейчас». Я думал, что могу договориться с раком». Этот властный настрой помог ему пройти шесть курсов химиотерапии. Он даже с интересом ожидал, как он настаивает, негативных побочных явлений противораковых инъекций. Проживание этого опыта давало ему чувство уверенности и контроля в осуществлении своих действий. Он смог выдержать наказание, его рак – нет. Только когда его лечение закончилось, и наступила ремиссия, О.М. поглотило чувство абсолютной беспомощности. Борьба была закончена. Всё, что он мог делать с этого момента, это ждать, чтобы увидеть, вернётся ли рак.
«Когда я впервые встретился с ним, у него была огрубевшая кожа по всей поверхности шеи», — пояснил научный руководитель Габриэль Агин-Либес. «Он постоянно щупал свои лимфоузлы, чтобы увидеть, не увеличились ли они, это стало его привычкой. Даже когда он говорил с вами, его рука была там, ощупывая шею. По иронии судьбы, это ещё больше способствует увеличению лимфоузлов».
«У него был один из самых высоких рейтингов по шкале тревоги из тех, что мы видели: 21 из 30», продолжает Габриэль. «Для того чтобы принять участие в исследовании, нужно всего лишь восемь. На следующий день после первой дозы в ходе сессии, уровень упал до нуля и оставался таким на протяжении семи месяцев. Нулевая тревожность». Чёрное облако унесло её.
Псилоцибин, встречающийся в природе более чем в 200 видах грибов, имеет долгую историю применения человеком. Грибы, которые ацтеки называли «плотью богов», широко использовались в религиозных церемониях доконтактных культур коренных народов Северной и Южной Америки. Наскальные рисунки Испании и Алжира позволяют предположить, что ритуальное глотание существовало 9000 лет тому назад. Жестоко подавляемое христианскими властями по обе стороны Атлантики, использование псилоцибина коренными народами было практически уничтожено вплоть до конца 1950-х, когда западная психиатрия вновь открыла его.
В годы после Второй мировой войны галлюциногенная терапия (или психоделическая психотерапия – прим. переводчика) была стремительно развивающейся областью. Лечили такие разнообразные состояния как алкоголизм, наркозависимость, посттравматическое стрессовое расстройство и тревожность. Более 40000 пациентов получили псилоцибин и другие галлюциногены, такие как ДМТ, ЛСД и мескалин в течение последующей четверти века. Вышло более 1000 научных работ. Результаты были очень многообещающи, хотя, как объяснил ведущий научный сотрудник в исследовании Нью-Йоркского университета д-р Стивен Росс, значительной части исследований не хватало должного контроля. Вначале они не понимали, что такое установка и обстановка (setandsetting). Пациентам вводили ЛСД, помещали в фиксирующие устройства, и кто-то возвращался через несколько часов. Их погружали в весьма однообразные клинические условия. И тогда возникли такие люди как Тимоти Лири и его группа в Гарварде, которые употребляли препараты самостоятельно, с известными людьми и необдуманно продвигали психоделики в рамках американской культуры.
Правительство вскоре обратило на это внимание. По мере того, как росла паранойя администрации Никсона по поводу подъёма подпитываемой наркотиками контркультуры, регулирование стало приоритетом. Ползучее изменение законодательства завершилось кульминацией Закона о контролируемых веществах 1970-го года. В соответствии с законом было создано пять списков с усиливающейся строгостью, согласно которым классифицировались наркотики. Псилоцибин вместе с МДМА, марихуаной и героином был определён в наиболее строгий Список I, который был создан для занесения в него препаратов, которые, по определению, несут «высокий потенциал злоупотреблений», «не имеют в настоящее время медицинского применения» и «не соответствуют общепринятым нормам безопасности». Этот закон положил конец исследованиям психоделиков в Америке на ближайшие 25 лет.
Начиная с середины 90-х, исследования медленно возвращаются, но стигма остаётся. «Единственное, что я узнал о психоделиках, обучаясь психиатрии — это то, что они токсичны», — объясняет д-р Росс. «Нам говорили, что они вызывают психозы. Я также слышал старые городские легенды о том, что они вызывают хромосомные повреждения, и что если вы примите семь доз ЛСД, то сойдёте с ума. Но ничего существенного об их истории в сфере психологии и психического здоровья я не знал».
Скромный психиатр впервые приехал в Нью-Йоркский университет по стипендии для проведения исследований наркозависимости. В поиске новых методов помощи при трудноизлечимых состояниях Росс наткнулся на исследование, проведённое несколько десятилетий назад, в котором ЛСД был успешно использован при лечении алкоголизма. «Я был потрясён», — признался он. «Я полагал, что, как вещество, занесённое в Список I, ЛСД должен быть очень аддиктивным. Но это просто не соответствует действительности. Он не ведёт себя как наркотик по любым меркам. Я был ещё более шокирован, узнав, что Билл Уилсон, основатель Анонимных Алкоголиков, стал трезвенником, обретя вызванный психоделиками мистический опыт. Он был настолько впечатлён, что хотел, в действительности, внести это в устав АА».
Что касается токсичности, о которой д-р Росс был предупреждён в медицинской школе, то «о долгосрочных токсических последствиях приёма серотонинергических галлюциногенов просто неизвестно», — пояснил он. «С медицинской точки зрения псилоцибин является удивительно безопасным соединением».
Управление по борьбе с наркотиками (DEA) придерживается иной точки зрения. Согласно лицензии д-ра Росса на работу с веществами из Списка I, соединение хранится в зоне ограниченного доступа, в двухтонном сейфе. «Это — единственный препарат в сейфе»,- рассказывает д-р Росс. «И с понедельника по пятницу мы достаём препарат раз в день и взвешиваем. Три человека должны подписаться». Такие меры безопасности – это суровое напоминание о том, что распространение псилоцибина без лицензии DEAявляется, в соответствии с федеральным законодательством, уголовным преступлением, влекущим наказание в виде лишения свободы на срок до 20 лет, если оно совершается впервые.
Пристальное внимание повлекло создание строгой, подробно разработанной методологии. Команда Нью-Йоркского университета проверяет каждого претендента на личные и семейные психические заболевания, состояние здоровья и историю злоупотребления психоактивными веществами. «Нам пришлось стать совершенными», — заключает д-р Росс. Кроме того, на протяжении месяцев до и после лечения пациенты участвуют в интенсивной психотерапии. «Они проходят углублённый пересмотр своей жизни», — объясняет д-р Росс. «Цель состоит в том, чтобы попытаться построить новый нарратив вокруг рака».
Важной частью этого нарратива является смерть. «Мы не очень хорошо умираем в Америке», — объяснил со-ведущий исследователь и специалист по оказанию паллиативной помощи д-р Энтони Боссис. «Это наиболее табуированный разговор в медицине. Я думаю, что для большей части здравоохранения он представляет собой неспособность к таковому со стороны, предоставляющей услуги. Большинство людей умирают в ОРИТ с трубками по всему телу и не в духовном состоянии».
«Наши пациенты приходят со своего рода синдромом деморализации, который напоминает посттравматическое стрессовое расстройство», — добавил со-ведущий исследователь д-р Джеффри Гасс. «Рак для них – огромный экзистенциальный кризис. Жизнь становится ничем иным как «моя химия, моя лучевая, мои количественные показатели рака». Жизнь за пределами рака сокращается. Они уже окаменели от смерти. Они обездвиживаются. Суть в том, чтобы вытеснить их оттуда. Что примечательно, это даже если мы не говорим им, какой нарратив формировать, существует огромная общность. Пациент придёт ко мне и скажет: «Я интуитивно понимаю теперь, что любовь действительно самая важная сила на планете. Я испытал глубокое чувство покоя, которого никогда раньше не чувствовал, и оно осталось со мной. Я знаю теперь, что моё сознание больше, чем я».
Д-р Боссис видит духовный подтекст: «Эти концепции составляют основу многих религий. Сознание Христа, природа Будды, самадхи в индуизме, сатори в дзен. Всё это пересекается. Они произносят слова мистических откровений, даже никогда не читая об этом».
Тем не менее, не весь опыт положителен. Многие ощущения глубоко тревожны. Пациенты сообщали о приступах сильной тревоги, пугающих образах или даже временной убеждённости в том, что они умерли. «Псилоцибин – это не средство достижения всеобщего благоденствия», — пояснил административный директор исследования Александр Белсер. Он действует как значительный усилитель вещей. Он усиливает как хорошее, так и плохое. В ходе этого исследования мы сделали всё, чтобы создать контекст, который раскрывал бы хорошее. Мы потратили много времени, выбирая терапевтов. Мы потратили много времени, думая о том, как выработать взаимопонимание и доверие. Мы потратили много времени на комнату».
Комната в Блюстоуне уютная и тёплая. На стене висит размытая, мягких тонов абстрактная пастель. Пространство украшают каменные грибы, племенные артефакты и свежие цветы. Пациенты приезжают в 9 утра в день их сессии. Чтобы помочь им почувствовать себя как дома, им предлагают привезти с собой несколько личных вещей: фотографии семьи и друзей, мягких игрушечных зверюшек или религиозную атрибутику. У дверей их приветствует команда двух врачей, которые не покинут их в течение ближайших восьми часов – полный психоделический рабочий день.
Важно отметить, что каждому участнику показывают два средства, к которым они будут иметь доступ по требованию на протяжении всего трипа. Одно – это Валиум, используемый для того, чтобы снизить тревожность, второе – Зипрекса, почти мгновенно действующий антидот психоделиков. В подтверждение тщательной психологической подготовки, которую даёт исследование, эти средства ни разу не были востребованы ни одним из пациентов. Сам псилоцибин предлагается в виде таблеток внутри керамической чаши.
Терапевты и пациент проводят ритуал, в ходе которого подтверждается намерение на день, и связываются верёвки, означающие, что все взаимосвязаны. Субъекту предлагают надеть маску на глаза, наушники и лечь на диван. В наушниках на протяжении шести часов играет ритмичная инструментальная музыка со всех концов света. Музыка – это ещё одна дань древним шаманским традициям, позаимствованная исследовательским коллективом.
Что происходит дальше, уникально для каждого пациента. О.М. проехал полмира, чтобы обнять семью, которую он оставил в родной стране. Он путешествовал внутри своей собственной шеи, чтобы убедиться, что увеличенные лимфоузлы, которые он так сильно ненавидел, на самом деле заполнены прозрачной доброкачественной жидкостью. Ненависть превратилась в любовь, когда он понял, что они являются его частью. Д.Б., всю жизнь атеистка, осмысливающая слова, почувствовала себя купающейся в том, что она могла бы описать только как «Божью любовь». Эсталин Уолкофф, белая женщина, оросила маску слезами, внутренне почувствовав боль сотен лет рабства и «взаимосвязь, которая проходит через всех нас».
Ник Фернандес вошёл в пещеру. «Я за пределами моего тела», — он повторяет год спустя, после того, как это случилось с достоверностью «более реальной, чем реальность», которая до сих пор может быть выражена только в настоящем времени. «Моё тело на вешалке для одежды. Я хожу вокруг него, смотрю на него, решаю, хочу ли я его выбрать или нет. Я думаю о моём теле с точки зрения всех тех людей, с которыми у моего тела был секс, обо всей пище, которая когда-либо попадала в него, о химиотерапии, обо всех тренировках, обо всём дерьме, которое когда-либо выходило из него. Я представил моих родителей, зачинающих меня, создающих это тело. Я увидел всё, что случилось с этим телом за 26 лет – всё, что я мог представить. Это как будто ходишь по магазинам, покупая новую машину, и тебе говорят, что её пробег – 30000 миль, что она побывала в аварии, что это с ней случилось. Я был вне тела, ходил вокруг него и думал: «Взять ли мне его или нет?» В конце концов, я решил, что да. И когда я вошёл в своё тело, то, честно говоря, почувствовал себя супергероем, надевающим этот костюм впервые. Это был первый раз, когда я пришёл к согласию с тем, чем было моё тело, с тех пор, как я заболел. Это не было так, как будто я хотел бы быть лучше, хотел бы, чтобы у меня не было рака. Я сказал: «Это – моё тело, и я выбираю его в качестве моего автомобиля в этой жизни. И я думаю, что месседж состоит в том, что выбирать вы не можете. Вот то, что вам предлагается. Пользуйтесь». Почти год спустя Ник всё ещё думает об этом послании ежедневно.
Данные исследования пока анализируются, но д-р Росс и его коллектив неофициально сообщают, что подавляющее число их пациентов продемонстрировали незамедлительное и устойчивое снижение тревожности. Аналогично похожим исследованиям с применением псилоцибина, примерно три четверти участников оценивают свой опыт с этим препаратом как одно из пяти наиболее значительных событий в своей жизни.
Я спросил д-ра Росса, как лекарство, принятое только один раз, может иметь столь продолжительный эффект. «Одно из объяснений», ответил он, — «состоит в том, что эти переживания глубоко запоминаются. Когда случается что-то действительно плохое, может возникнуть ПТСР. Активизируется миндалина, в которой формируются эмоции. Симптомы могут длиться годами. Драматические отрицательные события могут формировать симптомы на длительный период времени, и кажется, что с очень позитивными событиями происходит то же самое. Касательно моей жизни, я думаю о рождении моих детей. Это было сильное событие, которое повлекло большие изменения в моей жизни. Я думаю, что психоделические события похожи на это».
Я сидел за столом напротив О.М., рассматривая его совершенно нормальную шею. Он улыбнулся и продемонстрировал, как он прощупывал свои лимфоузлы. Пальцы свернулись за левым ухом мастерски, как у скрипача-виртуоза. «Сейчас в медицинской школе я учусь пальпировать лимфоузлы других людей», — добавил он. «Я лучший».
Его руки легко опустились на стол, спокойно отдыхая. Было трудно поверить, что этот человек когда-либо был болен.
«В больнице мне давали Ксанакс от тревожности», — сказал он. «Ксанакс не избавляет от тревоги. Ксанакс говорит вам, чтобы вы не чувствовали её какое-то время, пока не прекратится его действие, и тогда вы принимаете следующую таблетку. Красота псилоцибина заключается в том, что это – не лекарство. Вы не принимаете его для того, чтобы он разрешил ваши проблемы. Вы принимаете его и разрешаете ваши проблемы сами».
(с) ФАР
Автор: Рок Морин
Перевод: Анно Комаров
Группа исследователей из Нью-Йоркского Университета использует галлюциногенный опыт, чтобы помочь пациентам смириться с неизбежностью смерти.
«Возможно, некоторые из вещей, о которых я собираюсь сказать, не имеют смысла», — начал излечившийся от рака двадцатидвухлетний О.М. У него характерный взгляд вдаль, который я распознал столь у многих других участников исследования. Они выглядят как путешественники, силящиеся описать чужеземные экзотические страны людям, оставшимся дома. Эти усилия – признак того, что лечение работает. Невыразимость является одним из основных критериев, определяющих мистический опыт.
«Я был вне своего тела и смотрел на себя», — продолжает О.М. «Моё тело лежало на носилках перед больницей. Я чувствовал невероятную тревогу, ту же самую тревогу, которую чувствовал с момента постановки моего диагноза. Затем как-будто сработал переключатель, я перешёл от состояния тревоги к анализу своей тревоги извне. Я понял, что на самом деле объективно со мной ничего не происходило. Реальное было таковым, потому что я позволял ему быть реальным. И в тот самый момент, когда я подумал об этом, я увидел, как из моего тела вышло облако чёрного дыма и уплыло».
Видение чёрного облака было только одним из многих переживаний, произошедших с О.М. в тот день. В то время как его ум бороздил бескрайние просторы, словно ракета, его тело не покидало старого комфортного дивана Центра клинических исследований Блюстоуна в центре Манхэттена. Спортивный студент первого курса медицинского факультета – один из 32 участников исследования Нью-Йоркского университета, изучающего галлюциноген псилоцибин при лечении тревоги, связанной с раком.
Эта тревога подавляла О.М. Он был студентом подготовительного факультета медицинской школы, когда в 21 год ему был поставлен диагноз Лимфома Ходжкина, и сначала отказался принять реальность. «Я довольно властный», — он засмеялся. «Я сказал медсёстрам: «У меня не может быть этого прямо сейчас». Я думал, что могу договориться с раком». Этот властный настрой помог ему пройти шесть курсов химиотерапии. Он даже с интересом ожидал, как он настаивает, негативных побочных явлений противораковых инъекций. Проживание этого опыта давало ему чувство уверенности и контроля в осуществлении своих действий. Он смог выдержать наказание, его рак – нет. Только когда его лечение закончилось, и наступила ремиссия, О.М. поглотило чувство абсолютной беспомощности. Борьба была закончена. Всё, что он мог делать с этого момента, это ждать, чтобы увидеть, вернётся ли рак.
«Когда я впервые встретился с ним, у него была огрубевшая кожа по всей поверхности шеи», — пояснил научный руководитель Габриэль Агин-Либес. «Он постоянно щупал свои лимфоузлы, чтобы увидеть, не увеличились ли они, это стало его привычкой. Даже когда он говорил с вами, его рука была там, ощупывая шею. По иронии судьбы, это ещё больше способствует увеличению лимфоузлов».
«У него был один из самых высоких рейтингов по шкале тревоги из тех, что мы видели: 21 из 30», продолжает Габриэль. «Для того чтобы принять участие в исследовании, нужно всего лишь восемь. На следующий день после первой дозы в ходе сессии, уровень упал до нуля и оставался таким на протяжении семи месяцев. Нулевая тревожность». Чёрное облако унесло её.
Псилоцибин, встречающийся в природе более чем в 200 видах грибов, имеет долгую историю применения человеком. Грибы, которые ацтеки называли «плотью богов», широко использовались в религиозных церемониях доконтактных культур коренных народов Северной и Южной Америки. Наскальные рисунки Испании и Алжира позволяют предположить, что ритуальное глотание существовало 9000 лет тому назад. Жестоко подавляемое христианскими властями по обе стороны Атлантики, использование псилоцибина коренными народами было практически уничтожено вплоть до конца 1950-х, когда западная психиатрия вновь открыла его.
В годы после Второй мировой войны галлюциногенная терапия (или психоделическая психотерапия – прим. переводчика) была стремительно развивающейся областью. Лечили такие разнообразные состояния как алкоголизм, наркозависимость, посттравматическое стрессовое расстройство и тревожность. Более 40000 пациентов получили псилоцибин и другие галлюциногены, такие как ДМТ, ЛСД и мескалин в течение последующей четверти века. Вышло более 1000 научных работ. Результаты были очень многообещающи, хотя, как объяснил ведущий научный сотрудник в исследовании Нью-Йоркского университета д-р Стивен Росс, значительной части исследований не хватало должного контроля. Вначале они не понимали, что такое установка и обстановка (setandsetting). Пациентам вводили ЛСД, помещали в фиксирующие устройства, и кто-то возвращался через несколько часов. Их погружали в весьма однообразные клинические условия. И тогда возникли такие люди как Тимоти Лири и его группа в Гарварде, которые употребляли препараты самостоятельно, с известными людьми и необдуманно продвигали психоделики в рамках американской культуры.
Правительство вскоре обратило на это внимание. По мере того, как росла паранойя администрации Никсона по поводу подъёма подпитываемой наркотиками контркультуры, регулирование стало приоритетом. Ползучее изменение законодательства завершилось кульминацией Закона о контролируемых веществах 1970-го года. В соответствии с законом было создано пять списков с усиливающейся строгостью, согласно которым классифицировались наркотики. Псилоцибин вместе с МДМА, марихуаной и героином был определён в наиболее строгий Список I, который был создан для занесения в него препаратов, которые, по определению, несут «высокий потенциал злоупотреблений», «не имеют в настоящее время медицинского применения» и «не соответствуют общепринятым нормам безопасности». Этот закон положил конец исследованиям психоделиков в Америке на ближайшие 25 лет.
Начиная с середины 90-х, исследования медленно возвращаются, но стигма остаётся. «Единственное, что я узнал о психоделиках, обучаясь психиатрии — это то, что они токсичны», — объясняет д-р Росс. «Нам говорили, что они вызывают психозы. Я также слышал старые городские легенды о том, что они вызывают хромосомные повреждения, и что если вы примите семь доз ЛСД, то сойдёте с ума. Но ничего существенного об их истории в сфере психологии и психического здоровья я не знал».
Скромный психиатр впервые приехал в Нью-Йоркский университет по стипендии для проведения исследований наркозависимости. В поиске новых методов помощи при трудноизлечимых состояниях Росс наткнулся на исследование, проведённое несколько десятилетий назад, в котором ЛСД был успешно использован при лечении алкоголизма. «Я был потрясён», — признался он. «Я полагал, что, как вещество, занесённое в Список I, ЛСД должен быть очень аддиктивным. Но это просто не соответствует действительности. Он не ведёт себя как наркотик по любым меркам. Я был ещё более шокирован, узнав, что Билл Уилсон, основатель Анонимных Алкоголиков, стал трезвенником, обретя вызванный психоделиками мистический опыт. Он был настолько впечатлён, что хотел, в действительности, внести это в устав АА».
Что касается токсичности, о которой д-р Росс был предупреждён в медицинской школе, то «о долгосрочных токсических последствиях приёма серотонинергических галлюциногенов просто неизвестно», — пояснил он. «С медицинской точки зрения псилоцибин является удивительно безопасным соединением».
Управление по борьбе с наркотиками (DEA) придерживается иной точки зрения. Согласно лицензии д-ра Росса на работу с веществами из Списка I, соединение хранится в зоне ограниченного доступа, в двухтонном сейфе. «Это — единственный препарат в сейфе»,- рассказывает д-р Росс. «И с понедельника по пятницу мы достаём препарат раз в день и взвешиваем. Три человека должны подписаться». Такие меры безопасности – это суровое напоминание о том, что распространение псилоцибина без лицензии DEAявляется, в соответствии с федеральным законодательством, уголовным преступлением, влекущим наказание в виде лишения свободы на срок до 20 лет, если оно совершается впервые.
Пристальное внимание повлекло создание строгой, подробно разработанной методологии. Команда Нью-Йоркского университета проверяет каждого претендента на личные и семейные психические заболевания, состояние здоровья и историю злоупотребления психоактивными веществами. «Нам пришлось стать совершенными», — заключает д-р Росс. Кроме того, на протяжении месяцев до и после лечения пациенты участвуют в интенсивной психотерапии. «Они проходят углублённый пересмотр своей жизни», — объясняет д-р Росс. «Цель состоит в том, чтобы попытаться построить новый нарратив вокруг рака».
Важной частью этого нарратива является смерть. «Мы не очень хорошо умираем в Америке», — объяснил со-ведущий исследователь и специалист по оказанию паллиативной помощи д-р Энтони Боссис. «Это наиболее табуированный разговор в медицине. Я думаю, что для большей части здравоохранения он представляет собой неспособность к таковому со стороны, предоставляющей услуги. Большинство людей умирают в ОРИТ с трубками по всему телу и не в духовном состоянии».
«Наши пациенты приходят со своего рода синдромом деморализации, который напоминает посттравматическое стрессовое расстройство», — добавил со-ведущий исследователь д-р Джеффри Гасс. «Рак для них – огромный экзистенциальный кризис. Жизнь становится ничем иным как «моя химия, моя лучевая, мои количественные показатели рака». Жизнь за пределами рака сокращается. Они уже окаменели от смерти. Они обездвиживаются. Суть в том, чтобы вытеснить их оттуда. Что примечательно, это даже если мы не говорим им, какой нарратив формировать, существует огромная общность. Пациент придёт ко мне и скажет: «Я интуитивно понимаю теперь, что любовь действительно самая важная сила на планете. Я испытал глубокое чувство покоя, которого никогда раньше не чувствовал, и оно осталось со мной. Я знаю теперь, что моё сознание больше, чем я».
Д-р Боссис видит духовный подтекст: «Эти концепции составляют основу многих религий. Сознание Христа, природа Будды, самадхи в индуизме, сатори в дзен. Всё это пересекается. Они произносят слова мистических откровений, даже никогда не читая об этом».
Тем не менее, не весь опыт положителен. Многие ощущения глубоко тревожны. Пациенты сообщали о приступах сильной тревоги, пугающих образах или даже временной убеждённости в том, что они умерли. «Псилоцибин – это не средство достижения всеобщего благоденствия», — пояснил административный директор исследования Александр Белсер. Он действует как значительный усилитель вещей. Он усиливает как хорошее, так и плохое. В ходе этого исследования мы сделали всё, чтобы создать контекст, который раскрывал бы хорошее. Мы потратили много времени, выбирая терапевтов. Мы потратили много времени, думая о том, как выработать взаимопонимание и доверие. Мы потратили много времени на комнату».
Комната в Блюстоуне уютная и тёплая. На стене висит размытая, мягких тонов абстрактная пастель. Пространство украшают каменные грибы, племенные артефакты и свежие цветы. Пациенты приезжают в 9 утра в день их сессии. Чтобы помочь им почувствовать себя как дома, им предлагают привезти с собой несколько личных вещей: фотографии семьи и друзей, мягких игрушечных зверюшек или религиозную атрибутику. У дверей их приветствует команда двух врачей, которые не покинут их в течение ближайших восьми часов – полный психоделический рабочий день.
Важно отметить, что каждому участнику показывают два средства, к которым они будут иметь доступ по требованию на протяжении всего трипа. Одно – это Валиум, используемый для того, чтобы снизить тревожность, второе – Зипрекса, почти мгновенно действующий антидот психоделиков. В подтверждение тщательной психологической подготовки, которую даёт исследование, эти средства ни разу не были востребованы ни одним из пациентов. Сам псилоцибин предлагается в виде таблеток внутри керамической чаши.
Терапевты и пациент проводят ритуал, в ходе которого подтверждается намерение на день, и связываются верёвки, означающие, что все взаимосвязаны. Субъекту предлагают надеть маску на глаза, наушники и лечь на диван. В наушниках на протяжении шести часов играет ритмичная инструментальная музыка со всех концов света. Музыка – это ещё одна дань древним шаманским традициям, позаимствованная исследовательским коллективом.
Что происходит дальше, уникально для каждого пациента. О.М. проехал полмира, чтобы обнять семью, которую он оставил в родной стране. Он путешествовал внутри своей собственной шеи, чтобы убедиться, что увеличенные лимфоузлы, которые он так сильно ненавидел, на самом деле заполнены прозрачной доброкачественной жидкостью. Ненависть превратилась в любовь, когда он понял, что они являются его частью. Д.Б., всю жизнь атеистка, осмысливающая слова, почувствовала себя купающейся в том, что она могла бы описать только как «Божью любовь». Эсталин Уолкофф, белая женщина, оросила маску слезами, внутренне почувствовав боль сотен лет рабства и «взаимосвязь, которая проходит через всех нас».
Ник Фернандес вошёл в пещеру. «Я за пределами моего тела», — он повторяет год спустя, после того, как это случилось с достоверностью «более реальной, чем реальность», которая до сих пор может быть выражена только в настоящем времени. «Моё тело на вешалке для одежды. Я хожу вокруг него, смотрю на него, решаю, хочу ли я его выбрать или нет. Я думаю о моём теле с точки зрения всех тех людей, с которыми у моего тела был секс, обо всей пище, которая когда-либо попадала в него, о химиотерапии, обо всех тренировках, обо всём дерьме, которое когда-либо выходило из него. Я представил моих родителей, зачинающих меня, создающих это тело. Я увидел всё, что случилось с этим телом за 26 лет – всё, что я мог представить. Это как будто ходишь по магазинам, покупая новую машину, и тебе говорят, что её пробег – 30000 миль, что она побывала в аварии, что это с ней случилось. Я был вне тела, ходил вокруг него и думал: «Взять ли мне его или нет?» В конце концов, я решил, что да. И когда я вошёл в своё тело, то, честно говоря, почувствовал себя супергероем, надевающим этот костюм впервые. Это был первый раз, когда я пришёл к согласию с тем, чем было моё тело, с тех пор, как я заболел. Это не было так, как будто я хотел бы быть лучше, хотел бы, чтобы у меня не было рака. Я сказал: «Это – моё тело, и я выбираю его в качестве моего автомобиля в этой жизни. И я думаю, что месседж состоит в том, что выбирать вы не можете. Вот то, что вам предлагается. Пользуйтесь». Почти год спустя Ник всё ещё думает об этом послании ежедневно.
Данные исследования пока анализируются, но д-р Росс и его коллектив неофициально сообщают, что подавляющее число их пациентов продемонстрировали незамедлительное и устойчивое снижение тревожности. Аналогично похожим исследованиям с применением псилоцибина, примерно три четверти участников оценивают свой опыт с этим препаратом как одно из пяти наиболее значительных событий в своей жизни.
Я спросил д-ра Росса, как лекарство, принятое только один раз, может иметь столь продолжительный эффект. «Одно из объяснений», ответил он, — «состоит в том, что эти переживания глубоко запоминаются. Когда случается что-то действительно плохое, может возникнуть ПТСР. Активизируется миндалина, в которой формируются эмоции. Симптомы могут длиться годами. Драматические отрицательные события могут формировать симптомы на длительный период времени, и кажется, что с очень позитивными событиями происходит то же самое. Касательно моей жизни, я думаю о рождении моих детей. Это было сильное событие, которое повлекло большие изменения в моей жизни. Я думаю, что психоделические события похожи на это».
Я сидел за столом напротив О.М., рассматривая его совершенно нормальную шею. Он улыбнулся и продемонстрировал, как он прощупывал свои лимфоузлы. Пальцы свернулись за левым ухом мастерски, как у скрипача-виртуоза. «Сейчас в медицинской школе я учусь пальпировать лимфоузлы других людей», — добавил он. «Я лучший».
Его руки легко опустились на стол, спокойно отдыхая. Было трудно поверить, что этот человек когда-либо был болен.
«В больнице мне давали Ксанакс от тревожности», — сказал он. «Ксанакс не избавляет от тревоги. Ксанакс говорит вам, чтобы вы не чувствовали её какое-то время, пока не прекратится его действие, и тогда вы принимаете следующую таблетку. Красота псилоцибина заключается в том, что это – не лекарство. Вы не принимаете его для того, чтобы он разрешил ваши проблемы. Вы принимаете его и разрешаете ваши проблемы сами».
(с) ФАР
а под словом "химия" ты что имел ввиду? наверно - что то ядовитое или радиационное , да? 
самое смешное то, что таких как твоё (лыжи в асфальте обуты не едут) тут не мало, не переживай тебя скоро кто нибудь подержит, типа химия это не грибы а грибы не химия , и еще добавят такой лозунг - "соли для ванн хуже героина"!! а почему? а потому что соли это химия , а героин природный-натур продукт 
всем привет, я их не пробовал, но так для общего развития это оно 
