Морозным утром 18 марта 1944 года в Лапландии 27-летний финский солдат Аймо Койвунен и его сослуживцы оказались в крайне неприятной ситуации. Они только что устроили привал после двух дней почти непрерывного пути и разбили лагерь в регионе, где им приказали проследить за необычной активностью советской армии. Пока остальные топили снег и заваривали чай, Аймо, отправился на разведку с напарником. Продвинувшись на открытую местность мужчины почти сразу заметили, как по склону к ним с двух сторон приближаются несколько десятков солдат.
Около 10 минут финны обороняли стоянку. Затем лейтенант принял решение отступать. Аймо приказали устанавливать мины, пока еще двое солдат отстреливались от советского отряда. Довольно быстро стало ясно, что лучше сосредоточиться на бегстве: враги в несколько раз превосходили финнов численностью и подготовкой, стрелявшим не хватало точности, а мины просто объезжали. Тогда Койвунена, как самого опытного бегуна, поставили во главе группы, чтобы он прокладывал лыжню в глубоких сугробах.
Аймо Койвунен
За несколько часов погони Аймо обессилел. Время перевалило за полдень, а он с ночи подкрепился только черствым бутербродом. Койвунен начал спотыкаться и серьезно замедлился — настолько, что не такие уставшие, но не менее напуганные товарищи поторопили его и попросили не засыпать. Аймо разозлился и запаниковал. Разгоряченный мозг подсказал неожиданное решение: финн вспомнил, как перед началом операции его назначили ответственным за
первитин.
Первитин — другое название метамфетамина, который в нацистской Германии использовался для поддержания солдат в тонусе. Летом 1940-го во время нападения на Францию именно волшебные таблетки позволяли войскам Третьего рейха по многу часов продвигаться вглубь чужой территории, не чувствуя ни страха, ни усталости. Финны активно поддерживали нацистов, поскольку рассчитывали вернуть территории, утерянные в Зимней
войне, и в целом относились к Советскому Союзу как к неадекватному и агрессивному соседу. Со стороны рейха поддержка проявилась и в поставках метамфетамина, который сделал бы союзника выносливее в затяжных противостояниях с РККА.
На раздаче первитина Койвунен возражал против использования наркотика и не собирался его принимать, но несколько недель спустя передумал, оказавшись под советским обстрелом. Дрожащими руками ничего не соображающий мужчина на ходу вытащил заветный контейнер из переднего кармана куртки и попытался достать предназначавшуюся именно для таких экстремальных обстоятельств таблетку. Из-за толстых перчаток ничего не получилось — к нему в ладонь выпали все 30 доз, предназначавшихся для целого отряда.
Даже сам Койвунен позже не мог понять, о чем подумал в тот момент. Скорее всего ни о чем, просто до смерти перепугался ситуации и не захотел, чтобы сослуживцы решили, будто у него не все в порядке с головой. Тогда он быстрым движением руки, не сбавляя ход, закинул пригоршню кругляшей себе в рот и проглотил, давясь и ничем не запивая. Буквально через пару минут он ощутил себя сверхчеловеком. Именно так — с 30 таблеток метамфетамина, проглоченных перепуганным финским солдатом, началась одна из самых безумных историй Второй мировой.
Провалы в памяти и галлюцинации — как Аймо оказался один и без оружия посреди бескрайних заснеженных лесов
Наркотики сработали как укол адреналина, и Койвунен буквально пролетел следующие несколько километров. Он бежал настолько стремительно, что остальные едва успевали, хотя продвигались по проторенной лыжне. Спустя еще какое-то время Аймо ощутил, что пространство вокруг него трансформируется, а затем и вовсе рухнул в обморок. Через несколько минут он очнулся, но по-прежнему не пришел в норму и вел себя неадекватно. Обеспокоенные товарищи разрядили его пистолет-пулемет и продолжили бежать, однако Аймо оставался с ними недолго.
Об остальном остается догадываться. По одной версии, возбужденный после мощнейшей передозировки мужчина разогнался еще сильнее и ломанулся куда-то через лес, совсем не в том направлении, куда двигалась группа. По другой, напуганные его помешательством и преследованием врага финны решили бросить сослуживца, а тот уже сам, ничего не соображая, углубился в совсем непроходимую чащу. Как бы там ни было, в результате Койвунен отбился от отряда и остался совершенно один.
Финские лыжники-военные во Вторую мировую войну
Он пришел в себя с разряженным оружием и полным непониманием происходящего, но по-прежнему на лыжах. Довольно быстро Койвунен осознал, что за время забытья преодолел огромное расстояние и теперь находится в нескольких десятках километров от той точки, где в последний раз видел других финнов. «Я попытался осмыслить ситуацию, — вспоминал Аймо много лет спустя. — В моем лихорадочном сознании мелькали разные вопросы. Почему я один? Где остальные? Как я оказался здесь? Никаких ответов — только чувство ужаса, которое постепенно расцвело и закрепилось у меня в голове».
Немного успокоившись, Койвунен решил, что важнее всего сейчас перекусить и зарядить оружие, но к ужасу обнаружил, что рюкзак пуст — ни пайка, ни патронов. При каких обстоятельствах он лишился запасов неизвестно, но теперь придумывать приходилось на ходу. Действие метамфетамина продолжалось, а Аймо испытывал настолько сверхъестественную уверенность в своих силах, что вскоре успокоился. Он примерно определил направление конечного пункта назначения отряда с помощью компаса, убедил себя, что остальные уже ждут его там, и двинулся в путь.
Не пройдя и нескольких километров, он снова отключился.
Как Аймо в наркотическом угаре прорвался через советский лагерь и преодолел снежную бурю
На протяжении следующих нескольких дней провалы в памяти и галлюцинации превратились для Койвунена в норму. Он подолгу беседовал со знакомыми, которые, как он точно знал, сейчас находились далеко от северной границы между Финляндией и СССР. Его рацион состоял исключительно из воды и сосновых почек, но из-за первитина Аймо почти не испытывал голода.
После хаотичных блужданий по чаще у солдата под кайфом наконец появилась надежда на спасение. Он заметил вдали горящий костер, а так как из-за наркотиков по-прежнему не рассуждал здраво, то почему-то сразу же решил, что у огня греются союзники-немцы или его соотечественники. Ему показалось, что добраться до них необходимо максимально быстро, то есть вкатиться на лыжах прямо в лагерь на полной скорости, чтобы ему поскорее дали перекусить и отдохнуть. Аймо обрадовался настолько, что пока мчался к цели, расплакался от счастья. Когда он проморгался, то осознал, что мчится прямо к советским солдатам.
Возможности притормозить или объехать лагерь уже не оставалось, и отчаянный Койвунен разогнался еще сильнее. «Для русских парней мое прибытие оказалось максимально неожиданным, и они даже не успели понять, что происходит, — вспоминал потом Аймо. — Они громко кричали, но мне показалось, что командир запретил им стрелять, потому что я услышал всего пару пуль, просвистевших у меня над головой. Они лежали в укрытиях вокруг костра без костюмов и экипировки, поэтому вместо того, чтобы сразу схватить меня, только отодвинули ботинки и позволили промчаться мимо!».
Аймо испугался, что враги снова бросятся в погоню и решил двигаться по открытой местности, чтобы снег поддерживал лыжи. Для этой цели идеально подошло обледенелое болото, которое увело его еще дальше от первоначального маршрута. Доехав до конца водоема, финн обернулся и понял, что оказался прав. Фигуры советских солдат за ним стремительно приближались.
Погоня продолжалась несколько часов. Большую часть пути преследователи оставались от Койвунена на расстоянии примерно 100 метров, но когда поля закончились и финну пришлось подниматься в гору по лесистой местности, он резко замедлился. Противники сократили отставание до 20 метров. В тот момент Аймо не сомневался: малейшего промедления хватит, чтобы его взяли в плен или просто застрелили.
«Страх — это состояние сознания, когда не чувствуешь голода или усталости, — рассуждал Койвунен. — Мне приходилось соревноваться в скорости с отдохнувшими и крепкими бойцами Красной армии. Даже в старости у меня по-прежнему бегут мурашки, когда я вспоминаю о той погоне. Не представляю, как продержался на такой скорости. Порой мне казалось, что советские парни вот-вот схватят меня за плечо».
Вдобавок ко всему началась снежная буря. Вихрь колючих ледяных кристаллов заслонял обзор, а ветер проникал даже под плотную одежду и продувал насквозь. Аймо двигался почти наугад около часа и к темноте наконец достиг склона, а на рассвете оставил гору высотой несколько сотен метров позади. Преследователи отстали — видимо, решили, что не стоит тратить время, силы и припасы на одного финна, который очевидно потерял рассудок и не представлял особой угрозы.
На протяжении всего следующего дня неутомимый Койвунен продвигался на запад. Оказавшись в хвойной рощице, он заварил последний завалявшийся в карманах чай, а из сосновых иголок приготовил нечто вроде супа. После жалкого подобия трапезы он все-таки почувствовал усталость, развел костер и приютился под упавшим деревом.
Той же ночью ему привиделась схватка с оборотнем. В галлюциногенном сне Аймо получеловек-полуволк следовал за ним какое-то время и появился из темноты, когда финн заметил его следы. Жуткое существо со светящимися глазами и зловонным дыханием уставилось прямо на безоружного Койвунена и напугало его до полусмерти. В тот самый момент, когда оно собиралось прыгнуть на него из-за дерева, мужчина выхватил нож и ударил со всей силы.
Когда Аймо очнулся, оказалось, что он стукнул не оборотня, а дерево. От сильного удара разбился компас. С того момента финну приходилось ориентироваться исключительно по небу. Во время очередного подъема он вымотался настолько, что просто упал в снег, мгновенно уснул и словил очередную галлюцинацию. Теперь ему явился старый друг по имени Матти Олли, который стоял под деревом и звал Аймо. Когда Койвунен откликнулся и поднялся, его разряженный пистолет-пулемет застрял в ветках, и Матти посоветовал бросить оружие.
После непродолжительного отдыха воображаемый товарищ предложил продолжить путь. Аймо согласился, а когда очнулся понял, что он по-прежнему один, только теперь у него при себе не осталось вообще ничего — ни пистолет-пулемета, ни рюкзака с кастрюлей, в которой он раньше варил чай и похлебку. Тогда Койвунен твердо решил, что больше останавливаться нельзя. От следующего галлюциногенного сна можно не проснуться. Еще несколько часов спустя он уже не осознавал, грезит или бодрствует и в таком полубессознательном состоянии наткнулся на покосившуюся заброшенную хижину. Впервые за несколько суток у него появилась крыша над головой.
Странствия продолжаются: как Аймо устроил пожар и чуть не подорвался на мине
Однако даже в хижине ему недолго удалось насладиться теплом и покоем. К тому моменту от наркотиков, истощения и усталости Аймо соображал настолько плохо, что развел костер прямо посреди комнаты на деревянном полу. На полке он нашел старую банку, растопил немного снега, выпил кипятка и впал в лихорадочную дремоту. Огонь перекинулся на пол и постепенно охватил все здание, но мужчина никак не реагировал на пожар и лишь немного отодвигался от языков пламени, когда становилось слишком жарко.
Крепко уснуть из-за сильного голода и остаточного воздействия метамфетамина тоже не получилось, и когда хижина обрушилась, Койвунен все-таки выскочил из-под обломков, прежде чем загорелся сам. Глядя на пепелище, финн пришел в себя и с ужасом осознал, что чудом остался жив посреди гигантского костра, который сам же устроил. Впрочем, на этом Аймо не остановился. Он развел печку в сауне по соседству со сгоревшим домом и отдыхал на скамейке в теплом помещении почти сутки.
К вечеру он снова собрался в путь и почти сразу заметил вдали одинокий огонек. Счастливый Аймо принял его за свет из деревенского дома и всю ночь пытался добраться до нового спасительного укрытия. Только под утро пришло печальное осознание: уже несколько часов он без малейшего смысла преследовал полярную звезду. Тогда же он понял, что обмороженные пальцы едва шевелятся, а сам он близок к тому, чтобы смириться с неизбежной гибелью и упасть в сугроб.
В тот самый момент, когда шансов на выживание практически не осталось, перед Койвуненом вдруг забрезжила новая надежда. На этот раз он заметил нечто вполне реальное: колючую проволоку, заграждения и блиндажи. Рядом почти наверняка находился немецкий аванпост. Аймо попытался докричаться до немцев, но никто не откликнулся. Окоченевшими пальцами он кое-как отстегнул крепления лыж и нетвердой походкой двинулся в сторону траншей, где надеялся встретить союзников.
Аймо успел сделать несколько шагов, когда услышал легкий щелчок и понял, что правой ногой наступил на мину. Тогда же пришло осознание: немцы оставили заставу, но перед отступлением тщательно заминировали территорию вокруг. Койвунену в очередной раз повезло: он вовремя отпрыгнул в сторону и с головой закопался в сугроб, прежде чем его разорвало бы на куски. Несмотря на выдающуюся реакцию, Аймо серьезно повредил ногу: кости торчали в разные стороны, мышцы выглядели так, будто их прокрутили через мясорубку. Дотащившись до одной из оставленных вермахтом землянок, финн толкнул дверь и случайно активировал еще одно взрывающееся устройство. На этот раз все помещение разлетелось на части, а солдат в очередной раз потерял сознание.
Он очнулся метрах в 30 от взрыва в разодранной одежде. Яркая вспышка вызвала жуткую боль в глазах. От теплых лыжных ботинок тоже ничего не осталось. Решив, что на этом его страшное приключение подошло к кону, Койвунен настроился на максимально комфортное ожидание смерти. Из остатков майки сделал повязку для ноги, поверх надел носок и приготовился умирать. Развел маленький костерок, на этот раз такой, чтобы точно не устроить пожар. Уже по привычке он набрал снега, чтобы натопить, и тут осознал, что все попытки спастись с самого начала не имели смысла. Почувствовав близость смерти, Аймо разрыдался так громко, что эхо прокатилось по горам вокруг.
Какое-то время он просто плакал, и тело сотрясало от всхлипов. Когда истерика закончилась, израненный и истощенный мужчина вдруг почувствовал себя свободнее, как будто груз упал с плеч. Он утолил жажду — вода никогда не казалась такой вкусной. Откуда-то прилетела и заверещала у него над головой маленькая
кукша. Под птичьи крики Аймо подтащил оставшиеся от взорванной землянки обломки досок, использовал приземлившийся рядом с ним рваный продуктовый мешок вместо одеяла, и погрузился в долгий, приятный сон.
Теперь он грезил, как его на самолете доставили в больницу в родном городе Лоймаа. Как медсестры ухаживают за ним и кормят самыми любимыми блюдами. На протяжении ночи он часто просыпался, но каждый раз, когда засыпал, ему снился тот же самый пир. После фантазий о теплой больничной палате каждое пробуждение на морозе с тупой болью в разодранной ноге и едкой сухостью в пересохшем горле превращалось в пытку. Когда наконец наступил рассвет, Аймо уже не мог подняться. Из-за сильной рези никак не получалось разодрать глаза, дни перемешались с ночами.
Сознание пыталось избавиться от воспоминаний о кошмарных событиях нескольких последних суток и от нынешнего безнадежного положения. Раненого солдата засосало в сладкую и безмятежную пустоту — безразличную и непроницаемую толщу небытия, которая одновременно напоминала грезу и кому. В таком состоянии он, несмотря на крайнюю степень истощения и плачевное состояние ноги, чуть не подскочил на месте, когда где-то поблизости один за другим прозвучали два выстрела.
Финал приключения: как Аймо все-таки дождался спасения и даже дожил до старости
Аймо подумал, что советский отряд все-таки нашел его и подтащил одну из оказавшихся неподалеку мин, чтобы при необходимости избавить себя от мучительного плена. Внезапно он услышал родную речь. Кто-то вдали просил поскорее притащить сани. Слабым голосом Аймо позвал на помощь. Он очень боялся, что его не услышат, но на его хрипы все-таки подошли молодые солдаты, почти подростки, из патруля.
Вновь прибывшие объяснили, что их сержант сам только что подорвался на мине, поэтому придется эвакуировать его первым делом. Они пообещали послать за Аймо сразу, как только доберутся до лагеря, и ушли, хотя тот пытался объяснить, что умрет, если не получит помощь в ближайшее время. Так Койвунен снова остался наедине с безрадостными мыслями. Он уже не был уверен, видел ли кого-то на самом деле, или весь разговор — очередной метамфетаминовый мираж. Прошло еще несколько суток. Аймо не верил, что финны придут за ним, и ожидал скорее советских солдат, которые если не спасут его, то хотя бы избавят от мучений.
В состоянии почти философского умиротворения он сидел настолько неподвижно, что однажды примерно в метре от него расположилась очередная любопытная кукша. Аймо максимально незаметно потянулся за лыжной палкой. Миллиметр за миллиметром он приподнимал ее, пока не занес достаточно высоко. Тогда он собрал все оставшиеся силы и одним движением руки прибил пернатую жертву. «Вот она, священная птица Лапландии, — обрадовался финн. — Чудо совершилось!» Он поднял насаженную на лыжную палку добычу, ощипал перья и вонзил зубы в мелкую тушку. Момент выглядел сюрреалистично. Аймо не мог поверить, с одной стороны, что питается сырым мясом, а с другой — в то, каким вкусным оно ему кажется.
Он впервые за несколько дней съел что-то кроме сосновых почек. Затем снова наступило приятное и одновременно жуткое чувство невесомости, в котором сошлись невыносимая боль и возвышенное равнодушие к собственной судьбе. Аймо не знал, сколько часов или суток прошло, как вдруг услышал над головой звук пролетающего самолета.
Мужчина тут же поднял меховую шапку на лыжную палку и постарался потрясти ей, чтобы привлечь внимание пилота. Тот заметил его, сделал еще один круг над пустынным аванпостом и пошел на снижение. Позже Аймо узнал, что самолет был немецким и пролетал не в рамках поисковой операции. Наткнулись на него совершенно случайно.
Чтобы вытащить его с минного поля, потребовался отряд финских саперов, которых вызвали немцы. К моменту, когда его погрузили на борт, он ослаб настолько, что даже не радовался и вообще с трудом воспринимал происходящее. Последние силы ушли на то, чтобы поднять шапку над головой. Сердце билось с частотой 200 ударов в минуту и чуть не выпрыгивало из груди, а весил он 43 килограмма.
В полевом госпитале в общине Салла, куда его доставили, выяснилось, что наркотический трип Аймо продлился две недели. Одну из них он практически неподвижно пролежал в немецкой траншее, после того как чуть не подорвался на мине. На протяжении всего этого времени температура в регионе колебалась от 20 до 30 градусов ниже нуля по Цельсию. Общая протяженность немыслимого броска Аймо от горы Кайта, откуда он стартовал 18 марта, до брошенного аванпоста в 50 километрах от Саллы, где он оказался 1 апреля, составила почти 400 километров.
Трудно поверить, что после всех испытаний Аймо Койвунен все-таки остался жив. Можно спорить, помог ли ему метамфетамин или помешал, учитывая, что без него он вряд ли оказался бы в одиночестве посреди лесов за полярным кругом. Спасение финского лыжника, который получил сильнейшую передозировку и полмесяца бродил по лесам посреди войны, кажется сюжетом фильма, хотя все события произошли на самом деле. Набравшись сил, Аймо максимально подробно восстановил их в памяти, а в 1978 году запечатлел в рассказе «Первитинный путь», опубликованном в финском журнале Kansa taisteli.
Койвунен не стремился к славе и не делал из выживания подвиг. Он отделался ампутацией обмороженных пальцев на ноге, был признан инвалидом и демобилизован. Послевоенные годы жизни Аймо прошли мирно: он женился, воспитал сына и умер в 71 год в 1989-м. Однако для всех, кто знал его удивительную историю, он так и остался тем самым безумным метамфетаминовым финном, который продрался через лагерь красноармейцев и сожрал сырую птичью тушку, чтобы не умереть от голода.
такие маленькие а до сих пор ведутся
