Key_kn
Новичок
- Регистрация
- 6 Июн 2014
- Сообщения
- 2
...а на самом деле про меня, так что можно считать этот пост заодно и самопредставлением. только зовут меня совсем не так, и я вообще не девушка. а так... вдруг кто осилит простыню текста.
_________________________________________
Сидит у ноута такая Алиска, спустив ноги на не очень чистый бетонный пол, с пятнами ободранной красно-оранжевой краски. Алиске дурно. Она хлебает остывший чай, шмыгает носом, из которого пытается течь прозрачная жидкость, и поминутно вытирает его запястьем. Ещё у Алиски есть испаритель, так называемая "электронная сигарета". И пока ещё очень много никотиновой жидкости. Много, три флакона. С момента приобретения оной вещицы, Алиска дышит воздухом только во сне, всё остальное время она дышит никотином. И мается.
Сначала Алиска читала местные новости. По тегу "наркотики". Их было мало, потому что у Алиски в городе офонаревший губернатор - мужик "от сохи" с сельскохозяйственным образованием, все девяностые и половину нулевых лечивший родную дочь от героиновой зависимости, и в итоге уславший эту дочь в какие-то заграницы. В новостях об этом не писали, но город маленький, а люди в нём болтливые, да и шило в мешковине лучше и не пытаться прятать. В общем, объявил мужик войну героину в городе, совершенно честную, а не для галочки, по причине личных счётов. Так что даже те новости, что были, касались "легалки" да травы. Даже добрая, на грани легальности амфа, в городке была категорически непопулярна. Алиске было скучно, Алиску волновал героин. Так что мониторить новости она скоро бросила - они навевали на неё тоску и совершенно не вдохновляли.
Потом были сайты с антинаркотической пропагандой в количествах. Она жадно, раз за разом, перечитывала фразы о том, что наркоман не может не достать. Хоть куда его завези. Хоть в глухую деревню. Пока не захочет бросить, будет доставать, везде, где угодно. Даже там, где нет, потому что есть везде. Просто где-то очень мало. Алиска мелко дрожала, и шептала потрескавшимися губами, что ей не надо много. Ей надо чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. Чек - и она растянет его на месяц. Она такая - она может... Вот только, видимо, Алиска не наркоман. Или неправильный наркоман. Она эпизодическая скоростная, да ещё и одиночка. Она мало юзала - ровно до того, чтобы потерять центра и вообще рабочие вены на руках, и, морщась, начать ставиться в ноги. В ноги ей не нравилось - вены там тонкие, болели потом неделями. Да и дилеров она отродясь не знала. Варить умела - из бронхолитина - но то, скорее, именно, что "умела". В прошедшем времени. Когда большинство прекурсоров не запретили ещё (или запрет не очень действовал, она не вникала), а Алиска была юна и свежа, как... кактус. На розу она отродясь не тянула. Бронхолитин она теперь пила, запивая пивом и проклиная весь свет за то, что его прямо из флакона нельзя в баян и в вену. Не могла и не хотела морочиться. Вены ныли и дрожали где-то в глубине, где Алиска их всё равно не достала бы, но... Нет, если насчёт того, что наркоман достанет наркотики где угодно, она ещё сомневалась, то сомнений в том, что она сможет найти вены, при наличии этих самых наркотиков, у неё не было никаких. Нет ничего прекраснее на свете, чем внутривенное употребление, и не в экономии дело. У Алиски экономичным было само тело - с половины флакона бронха залпом её уже вполне приятно накрывало, и она принималась болтать с потрясающей скоростью, мозг ощутимо разгонялся, а мыслительный процесс становился весьма и весьма ясным. Амфетамин внутривенно шёл вообще крупиночками. Расскажи она это тем, кто чуть ли не ложками амфу кушает, Алиску бы приняли за никогда не употреблявшую ничего. Толерантность-то и неизбежное повышение дозы как же? Алиска не знала, как. И не знала лично никого, кто юзал бы помногу, поэтому ей было в целом пофиг, за кого бы они её приняли. Насыпав однажды в ложку чуть больше половины колпака, она дознулась и чуть не поймала инфаркт; кое-как отлежалась с мыслями о том, что сейчас умрёт, и решила больше не переводить и так редко перепадающий стаф на такие неприятные эксперименты.
"Я сижу не на наркотиках, я сижу на игле" - этот странный тезис Алиска сформулировала сама о себе то ли месяц, то ли несколько лет, то ли пару дней назад. Времени для неё не существовало, а вот тезис уже существовал, и был потрясающе точным. Алиска могла вколоть себе просто воду для инъекций или полезный пирацетам, лишь бы посмотреть на контроль, и вообще совершить ритуал внутривенного укола. И маялась фигнёй, пытаясь выяснить у гугла, можно ли поставиться жидкостью для электронок. Гугл ей ничем помочь не мог, видимо потому, что это взбрело в голову ей одной во всём рунете. Или тем, кому тоже взбрело, не хватило, как и ей, духу проэкспериментировать. Лично ей остатки мозга сообщали, что лить в вены пропиленгликоль с глицерином явно не стоит, да и про лошадь, которую убивает капля никотина (коего в той жидкости весьма прилично), Алиска всё ещё откуда-то помнила. Но нет-нет, да и задумывалась о том, каково это - никотин по венам. Без намерения, так, абстрактно. В общем-то, никотин ей в венах был не особенно нужен, она и так была вся в глобальной передозировке этим самым никотином. С ним её экономичность никогда не работала, потому что никакого негатива от никотина в её организме, кажется, и быть не могло. Чем больше, тем круче - и умирать в ней ничего не намеревалось.
Но вены ныли. И ей не хотелось больше амфы. Пить вполне доступный в ближайшей аптеке бронх тоже не хотелось, не хотелось, как в былые времена, бонга, заряженного убойным гидропоном. Ничего ей не хотелось, кроме героина. Она когда-то очень и очень давно сторчала немного - ей было вполне хорошо, но оценила она его как нечто очень скучное. Ну смотришь в стенку и смотришь. И хорошо от вида стенки. И в лом даже взгляд перевести. Поставила в голове галочку - не моё. И забила. Не поняла. Но ощущение, как профессиональный коллекционер ощущений, запомнила.
Сейчас Алиску очень знатно и серьёзно выебала жизнь. Во все возможные дырки, даже в те, которых у неё отродясь не было. Ебала она её таким макаром второй год, прекращать не думала, и Алиска всё чаще и чаще вызывала в памяти то самое ощущение. Стенка. Точка. Хорошо. И не думать, можно не думать, легко и непринуждённо. Мысли про когда-то нежно любимую амфу вызывали у Алиски внутреннюю истерику - абсолютная ясность мышления и движуха её сейчас просто убили бы. Думать о том, что сейчас происходило с ней и вокруг неё, она бы, будь её воля, запретила законодательно. И поставила бы этот запрет превыше всех других запретов. Вроде, если с вами происходит такое, и вы не можете об этом не думать, можете делать с собой всё, что угодно, даже тоже запрещённое, потому что у этого запрета преимущество перед всеми другими запретами.
Такого закона, увы, не существовало, а способ не думать не плыл в Алискины тощие лапки ни в какую. Так что Алиска думала, думала сознанием, на котором навсегда остался отпечаток амфетамина, быстро, ясно думала, критически оценивала, вертела ситуацию во все стороны, и знала, знала, мучительно и неизбежно знала, что думать бессмысленно. Нерешаемая задачка, в принципе нерешаемая, пат, тупик. Та дверь, ключа от которой нет и никогда не будет. Глупейшее свойство Алискиной психики.
Ещё одно такое свойство состояло в том, что Алиска физически страдала от отсутствия желаемого. Не могла, но страдала. Угнетённое дыхание, тошнота, потеря аппетита, и б-г знает, что ещё. Но ей явно было хуже, чем обычно, и весьма серьёзно хуже. Она скреблась по бетонному полу пальцами ног (доходило до содранной в кровь кожи), мелко вздрагивала, а иногда начинала дико чесаться и спасал от этой идиотской заморочки только прохладный душ. Иногда прерывался мучительный мыслительный процесс и Алиска падала затылком на спинку стула, чтобы несколько минут поплавать в ворохе выдернутых из контекста слов. Вроде "должна", "достану", "необходимо", "спасите" и чего-то совсем смутного про иголки. Уже которую неделю она маялась депривацией сна, засыпая на шесть-восемь часов, когда срубает, и по пробуждении вновь зависая за ноутом до следующего автоматического отключения мозга.
Алиска почти не может ходить, но почти всерьёз думает умотать в автостоп. Раз нет в её городе - найти, где есть. Алиска понимает, что это вряд ли реально. Без знакомых она даже в Амстердаме ничего не найдёт, а знакомых у неё, считай, что нет. Нужных точно нет. Вряд ли реально, потому что она реально едва ходит, едва дышит, и едва держится в живом виде.
Алиска из породы людей, родившихся наркоманами. Никакой другой жизни, другой судьбы и места в этом мире для нее просто нет. Она это знает. Её это не ебёт. Ей не страшно, не жалко, и не хочется это изменить. Ей хочется лишь это подтвердить, подтверждать каждый день, грея ложку с раствором и существуя лишь затем, чтобы употреблять. Но у неё не срастается, и Алиска думает о том, что, возможно, и этого места, жизни и судьбы, для неё тоже не предусмотрено. И вот от этого ей уже хочется плакать, громко, с подвываниями и морем слёз. Но она просто дрожит и дышит никотином. Плакать она давно разучилась.
© Key_kn
_________________________________________
Сидит у ноута такая Алиска, спустив ноги на не очень чистый бетонный пол, с пятнами ободранной красно-оранжевой краски. Алиске дурно. Она хлебает остывший чай, шмыгает носом, из которого пытается течь прозрачная жидкость, и поминутно вытирает его запястьем. Ещё у Алиски есть испаритель, так называемая "электронная сигарета". И пока ещё очень много никотиновой жидкости. Много, три флакона. С момента приобретения оной вещицы, Алиска дышит воздухом только во сне, всё остальное время она дышит никотином. И мается.
Сначала Алиска читала местные новости. По тегу "наркотики". Их было мало, потому что у Алиски в городе офонаревший губернатор - мужик "от сохи" с сельскохозяйственным образованием, все девяностые и половину нулевых лечивший родную дочь от героиновой зависимости, и в итоге уславший эту дочь в какие-то заграницы. В новостях об этом не писали, но город маленький, а люди в нём болтливые, да и шило в мешковине лучше и не пытаться прятать. В общем, объявил мужик войну героину в городе, совершенно честную, а не для галочки, по причине личных счётов. Так что даже те новости, что были, касались "легалки" да травы. Даже добрая, на грани легальности амфа, в городке была категорически непопулярна. Алиске было скучно, Алиску волновал героин. Так что мониторить новости она скоро бросила - они навевали на неё тоску и совершенно не вдохновляли.
Потом были сайты с антинаркотической пропагандой в количествах. Она жадно, раз за разом, перечитывала фразы о том, что наркоман не может не достать. Хоть куда его завези. Хоть в глухую деревню. Пока не захочет бросить, будет доставать, везде, где угодно. Даже там, где нет, потому что есть везде. Просто где-то очень мало. Алиска мелко дрожала, и шептала потрескавшимися губами, что ей не надо много. Ей надо чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. Чек - и она растянет его на месяц. Она такая - она может... Вот только, видимо, Алиска не наркоман. Или неправильный наркоман. Она эпизодическая скоростная, да ещё и одиночка. Она мало юзала - ровно до того, чтобы потерять центра и вообще рабочие вены на руках, и, морщась, начать ставиться в ноги. В ноги ей не нравилось - вены там тонкие, болели потом неделями. Да и дилеров она отродясь не знала. Варить умела - из бронхолитина - но то, скорее, именно, что "умела". В прошедшем времени. Когда большинство прекурсоров не запретили ещё (или запрет не очень действовал, она не вникала), а Алиска была юна и свежа, как... кактус. На розу она отродясь не тянула. Бронхолитин она теперь пила, запивая пивом и проклиная весь свет за то, что его прямо из флакона нельзя в баян и в вену. Не могла и не хотела морочиться. Вены ныли и дрожали где-то в глубине, где Алиска их всё равно не достала бы, но... Нет, если насчёт того, что наркоман достанет наркотики где угодно, она ещё сомневалась, то сомнений в том, что она сможет найти вены, при наличии этих самых наркотиков, у неё не было никаких. Нет ничего прекраснее на свете, чем внутривенное употребление, и не в экономии дело. У Алиски экономичным было само тело - с половины флакона бронха залпом её уже вполне приятно накрывало, и она принималась болтать с потрясающей скоростью, мозг ощутимо разгонялся, а мыслительный процесс становился весьма и весьма ясным. Амфетамин внутривенно шёл вообще крупиночками. Расскажи она это тем, кто чуть ли не ложками амфу кушает, Алиску бы приняли за никогда не употреблявшую ничего. Толерантность-то и неизбежное повышение дозы как же? Алиска не знала, как. И не знала лично никого, кто юзал бы помногу, поэтому ей было в целом пофиг, за кого бы они её приняли. Насыпав однажды в ложку чуть больше половины колпака, она дознулась и чуть не поймала инфаркт; кое-как отлежалась с мыслями о том, что сейчас умрёт, и решила больше не переводить и так редко перепадающий стаф на такие неприятные эксперименты.
"Я сижу не на наркотиках, я сижу на игле" - этот странный тезис Алиска сформулировала сама о себе то ли месяц, то ли несколько лет, то ли пару дней назад. Времени для неё не существовало, а вот тезис уже существовал, и был потрясающе точным. Алиска могла вколоть себе просто воду для инъекций или полезный пирацетам, лишь бы посмотреть на контроль, и вообще совершить ритуал внутривенного укола. И маялась фигнёй, пытаясь выяснить у гугла, можно ли поставиться жидкостью для электронок. Гугл ей ничем помочь не мог, видимо потому, что это взбрело в голову ей одной во всём рунете. Или тем, кому тоже взбрело, не хватило, как и ей, духу проэкспериментировать. Лично ей остатки мозга сообщали, что лить в вены пропиленгликоль с глицерином явно не стоит, да и про лошадь, которую убивает капля никотина (коего в той жидкости весьма прилично), Алиска всё ещё откуда-то помнила. Но нет-нет, да и задумывалась о том, каково это - никотин по венам. Без намерения, так, абстрактно. В общем-то, никотин ей в венах был не особенно нужен, она и так была вся в глобальной передозировке этим самым никотином. С ним её экономичность никогда не работала, потому что никакого негатива от никотина в её организме, кажется, и быть не могло. Чем больше, тем круче - и умирать в ней ничего не намеревалось.
Но вены ныли. И ей не хотелось больше амфы. Пить вполне доступный в ближайшей аптеке бронх тоже не хотелось, не хотелось, как в былые времена, бонга, заряженного убойным гидропоном. Ничего ей не хотелось, кроме героина. Она когда-то очень и очень давно сторчала немного - ей было вполне хорошо, но оценила она его как нечто очень скучное. Ну смотришь в стенку и смотришь. И хорошо от вида стенки. И в лом даже взгляд перевести. Поставила в голове галочку - не моё. И забила. Не поняла. Но ощущение, как профессиональный коллекционер ощущений, запомнила.
Сейчас Алиску очень знатно и серьёзно выебала жизнь. Во все возможные дырки, даже в те, которых у неё отродясь не было. Ебала она её таким макаром второй год, прекращать не думала, и Алиска всё чаще и чаще вызывала в памяти то самое ощущение. Стенка. Точка. Хорошо. И не думать, можно не думать, легко и непринуждённо. Мысли про когда-то нежно любимую амфу вызывали у Алиски внутреннюю истерику - абсолютная ясность мышления и движуха её сейчас просто убили бы. Думать о том, что сейчас происходило с ней и вокруг неё, она бы, будь её воля, запретила законодательно. И поставила бы этот запрет превыше всех других запретов. Вроде, если с вами происходит такое, и вы не можете об этом не думать, можете делать с собой всё, что угодно, даже тоже запрещённое, потому что у этого запрета преимущество перед всеми другими запретами.
Такого закона, увы, не существовало, а способ не думать не плыл в Алискины тощие лапки ни в какую. Так что Алиска думала, думала сознанием, на котором навсегда остался отпечаток амфетамина, быстро, ясно думала, критически оценивала, вертела ситуацию во все стороны, и знала, знала, мучительно и неизбежно знала, что думать бессмысленно. Нерешаемая задачка, в принципе нерешаемая, пат, тупик. Та дверь, ключа от которой нет и никогда не будет. Глупейшее свойство Алискиной психики.
Ещё одно такое свойство состояло в том, что Алиска физически страдала от отсутствия желаемого. Не могла, но страдала. Угнетённое дыхание, тошнота, потеря аппетита, и б-г знает, что ещё. Но ей явно было хуже, чем обычно, и весьма серьёзно хуже. Она скреблась по бетонному полу пальцами ног (доходило до содранной в кровь кожи), мелко вздрагивала, а иногда начинала дико чесаться и спасал от этой идиотской заморочки только прохладный душ. Иногда прерывался мучительный мыслительный процесс и Алиска падала затылком на спинку стула, чтобы несколько минут поплавать в ворохе выдернутых из контекста слов. Вроде "должна", "достану", "необходимо", "спасите" и чего-то совсем смутного про иголки. Уже которую неделю она маялась депривацией сна, засыпая на шесть-восемь часов, когда срубает, и по пробуждении вновь зависая за ноутом до следующего автоматического отключения мозга.
Алиска почти не может ходить, но почти всерьёз думает умотать в автостоп. Раз нет в её городе - найти, где есть. Алиска понимает, что это вряд ли реально. Без знакомых она даже в Амстердаме ничего не найдёт, а знакомых у неё, считай, что нет. Нужных точно нет. Вряд ли реально, потому что она реально едва ходит, едва дышит, и едва держится в живом виде.
Алиска из породы людей, родившихся наркоманами. Никакой другой жизни, другой судьбы и места в этом мире для нее просто нет. Она это знает. Её это не ебёт. Ей не страшно, не жалко, и не хочется это изменить. Ей хочется лишь это подтвердить, подтверждать каждый день, грея ложку с раствором и существуя лишь затем, чтобы употреблять. Но у неё не срастается, и Алиска думает о том, что, возможно, и этого места, жизни и судьбы, для неё тоже не предусмотрено. И вот от этого ей уже хочется плакать, громко, с подвываниями и морем слёз. Но она просто дрожит и дышит никотином. Плакать она давно разучилась.
© Key_kn